Отправлено: 04.01.10 18:15. Заголовок: Книга...

То что мне сегодня прислали, так и называется "Книга".
Человек когда-то учился со мной... были комсомольскими активистами.. у каждого своя жизнь, своя судьба.
Читайте.. Валера Газзаев..

 Отправлено: 04.01.10 18:27. Заголовок: О с е т и н с к а я ..

О с е т и н с к а я

П о в е с т ь





Прекрасен ты, суровый край свободы.
И дики тех ущелий племена.
Им бог – свобода, их закон война...
Там поразить врага не преступленье;
Там за добро - добро, и кровь за кровь,
И ненависть безмерна как любовь.

М. Лермонтов
Смерть страшна только до того момента, когда начинаешь смотреть ей в глаза. Из «спецоперации» моего захвата я помню только округлившиеся от ужаса глаза трехлетнего племянника, окровавленного отца, лежащего навзничь и искривленное в наркотическом угаре лицо Зывзыва, истерично кричавшего: «Застрели его, застрели!». Кто-то толстый и смуглый «круто» целился в меня из пистолета Макарова, но, несмотря на все старания, впечатления не производил. Знакомое лицо. Автоматная очередь, вошедшая в асфальт в нескольких сантиметрах от ног племянника, привела меня в чувство. Выполняя требования похитителей, я отдал свой табельный пистолет Дзыгы и сел на заднее сиденье машины. Двое подсели ко мне слева и справа и всем телом навалились мне на руки. На переднем сиденье, лицом ко мне, устроился Габараев Вячеслав по кличке «Бая», ставший потом премьер-министром Южной Осетии. «Ты почему не плачешь?! – заорал на меня располневший штангист. Глупый вопрос. «А зачем?» - ответил я не менее глупым вопросом на вопрос. Вопль «Затем, что мы тебя расстреливать везем!» завершился грязным матом. «А если я заплачу, вы меня не расстреляете?» Такого от меня явно не ожидали. В машине установилась гробовая тишина. Дикий, сидевший за рулем, повернулся, с удивлением на меня посмотрел.
Я никогда не был «парнем с площади», не дрался, не хулиганил, был отличником в школе и институте, и моя фотография всегда висела на доске почета. Работал только в школе - учителем, завучем, директором. Коренные цхинвальцы знают, что парни с площади, «лаппута», были особой прослойкой молодежи Цхинвала, жившие по своим, неписаным, полукриминальным законам. Все, кто не входил в этот состав, автоматически считались у них «маменькими сыночками».
За нами ехало с десяток машин с боевиками. Уже через несколько минут мы были на Тбетском кладбище, что в нескольких километрах от Цхинвала. На кладбище меня высадили из машины, завязали руки и усадили на надгробную скамью. Эмоционально и бурно начал обсуждаться вопрос, что со мной делать. В это время молча стоявший в стороне Душман передернул затвор своего автомата и, направив его на меня со словами «я его застрелю», нажал на спусковой курок. Мой бывший ученик, Таир Кочиев (к несчастью, его уже нет в живых) успел приподнять дуло автомата, и очередь ушла в воздух. Бала и еще несколько человек набросились на Душмана и отвели его в сторону. Тогда я не понимал. Почему? С бывшим прорабом Душманом, вежливым и уравновешенным человеком, мы были в настолько хороших отношениях, что цемент на строительство моего дома он давал мне абсолютно бесплатно. Позже я нашел объяснение казавшемуся мне тогда парадоксальному поведению моих похитителей. Их убедили в том, что я враг, и реакция была адекватной. (...Верна там дружба, но вернее мщенье...)
В это время толстый и смуглый сорвался с места и побежал на меня, сидевшего на скамье со связанными руками. Удар ноги попал мне прямо в лицо. Я перевернулся в воздухе. После того, как сознание и зрение вернулись ко мне, я убедился на собственном опыте, что «дело Шерхана всегда завершает Табаки». Хилый друг моего детства Шурик, более известный по кличке «Цъыхыр» (осет. тростинка), истерично бил меня ногами под аккомпанемент собственного мата. Впрочем, вечером того же дня Шурик раскаялся: он приехал к нам домой, сам все рассказал и слезно извинился перед моими родителями. Бог с ним. У меня вообще нет претензий к исполнителям моего захвата, а некоторых я, познакомившись поближе, даже зауважал как профессионалов своего дела. Во-первых, они были всего лишь исполнителями, к тому же обманутыми. Во-вторых, уже через несколько часов, когда ситуация прояснилась, они начали вести себя, как благородные разбойники. Как в связи с этим не вспомнить Бальмонта: «Победитель благородный с побежденным будет равен, С ним заносчив только низкий, с ним жесток один дикарь...».
В полдень 9 августа 1991г. во время избиения у меня из кармана выпало удостоверение начальника милиции. Эффект был такой же, как от атомной бомбы, сброшенной на Нагасаки ровно сорок шесть лет назад. Стало очевидно, что исполнителям всей правды не сказали, растерялся даже руководитель операции захвата Бая. Он взял мое удостоверение, внимательно изучил его, и оно навсегда исчезло в его кармане. У меня появилась возможность рассмотреть похитителей. Я понял – не знакомый мне «толстый и смуглый» как две капли воды похож на нашего бухгалтера Качмазову из отдела народного образования. Бая и Дикий отошли в сторону и что-то долго обсуждали. Обсуждение моей дальнейшей судьбы закончилось отъездом одной из машин в сторону Цхинвала, видимо, для получения дальнейших инструкций. Меня же усадили в машину и повезли (ирония судьбы) в мою родовую деревню Зар. Там же мне Бая приказал умыть окровавленное лицо в роднике (родном, обустроенном еще моим прадедом). Пробыв в Заре минут десять, мы вернулись на Тбетское кладбище. В это время мимо кладбища проезжала белая «Нива» с двумя милиционерами. У меня мелькнула надежда на спасение, но не тут-то было. Машину остановили, пересадили меня в нее, и двое сотрудников милиции (в милицейской форме), беспрекословно выполняя требования похитителей, повезли меня прямо к зданию Цхинвальского горисполкома. Откуда-то появились ребята из состава Джако, они вели себя доброжелательно, но пассивно. Цъуцъу угрюмо пробурчал, что ничем не может мне помочь. Это было правдой: постаревший состав Джако утратил былую силу и влияние. Их потеснила группа Гри Кочиева, в которую, в основном, входили бывшие спортсмены и молодые рэкетиры. За ними стояли городские власти и милиция: беспредел в Цхинвале был в самом разгаре.
Мы уже больше часа стояли прямо перед зданием Цхинвальского горисполкома. В него несколько раз заходил Бая, который ни на секунду не выпускал ситуацию из-под контроля. К кому он заходил и кто его консультировал, стало ясно позднее, а тогда я в самых страшных фантазиях не мог представить, что это мог быть сам председатель горисполкома. Последовала команда Бая, и милицейский наряд отвез меня опять на Тбетское кладбище. Я подумал что это конец, но меня пересадили в уже поджидавший УАЗ-ик и туго завязали глаза. Машина двинулась и несколько минут ездила кругами – они, наверное, рассчитывали запутать меня, чтобы я не догадался, куда меня везут. Явно нервничали: в горах только два направления – в гору и под гору. Перестраховались ребята, и я понял: убивать пока не будут. Сказался стресс: я расслабился и почти отключился. С завязанными руками и глазами я очнулся в здании то ли детского сада, то ли сельской школы. Резко пахло свежим капремонтом. Меня усадили на пол и связали ноги. Сколько прошло времени, я не помню – потерял ориентацию во времени и пространстве. Охранявшие меня боевики друг к другу по имени не обращались, но в один момент у одного из них вырвалось слово «Парпат». Парпат взбесился и начал ругаться, затем подошел ко мне и сорвал с глаз повязку. Пухлый Буту – младший(сын первого секретаря Цхинвальского райкома партии) был первым, кого я увидел. Началась перепалка, кто-то крутил у меня перед носом моим же табельным пистолетом. Из соседней комнаты раздался чей-то крик, все успокоились, мне вновь завязали глаза.
Парпат впоследствии был застрелен в процессе большой разборки. По инициативе его шефа – мэра г. Цхинвала его именем названа центральная улица (бывшая ул. Ленина). Соизмеримы ли заслуги Парпата и Ленина перед народом, известно, наверное, одному В.Габараеву. Судьба сына первого секретаря Цхинвальского райкома Буту мне неизвестна.
Справедливости ради следует заметить, что состав Джиоевых отнесся ко мне достаточно корректно: не били и не убили - для заложника это уже очень важно.
В один момент Парпат решил проверить, крепко ли у меня завязаны руки. Увидев, что они завязаны обыкновенной

 Отправлено: 04.01.10 18:31. Заголовок: веревкой, он начал к..

веревкой, он начал кричать, что Газзаев (почему-то абсолютно все обращались ко мне по фамилии) может порвать эту веревку и, приказав принести прочную шелковую, сам связал мне руки. Вообще, все шестнадцать дней моего пребывания в «плену» меня всегда тщательно завязывали или «аккуратно» заковывали в наручники. Легенды о моей физической силе среди моих учеников начали ходить после того, как я за секунду уложил в борьбе «скандербек» руку новоявленного тогда чемпиона Европы, моего ученика Джамболата Тедеева. В далеком 1984 году, когда меня назначили директором 11-й школы (мне было 26 лет), это был единственный метод повлиять на группу старшеклассников, которые держали в руках всю школу и весь район и признавали только физическую силу. В 1991году это обернулось тем, что у меня на запястьях еще долго оставались синяки от веревки и наручников.
Вечером началась пьянка. Вообще, для любого заложника самое страшное – это пьянка похитителей, когда ситуация начинает выходить из-под контроля: алкоголь и оружие – вещи несовместимые. Я лежал на полу со связанными руками и ногами, на глазах повязка. Когда смотришь врагу в глаза, всегда оцениваешь уровень опасности и в определенной степени контролируешь ситуацию, а тут – связанные руки и ноги, повязка на глазах, и крепкие огромные руки держат тебя за шею. Начинаешь чувствовать себя червяком. Здоровяк, дыша мне в лицо винным перегаром, спрашивал: «Если останешься жив, будешь нам мстить?» ... Спустя двадцать лет осетин убил своего кровника, присел на камень и подумал: «А не поспешил ли я с местью?». Хорошая притча, но это не обо мне: ведь у меня нет кровных врагов.
Затем меня оставили в покое до утра. Утром мне развязали глаза и ноги и вывели в другую комнату. Судя по обилию Джиоевых, мы находились в селе Корнис Знаурского р-на. Спустя несколько минут в комнату вошли ребята из «Текстиля» (так их называют и сейчас) во главе с Буга. Мой бывший ученик, а теперь, говорят, хороший семьянин, отец четверых детей, Буга направил на меня свой автомат, передернул затвор и, приказав не шевелиться, попросил своего подельника надеть на меня наручники. «Да не спереди, а за спиной!» - закричал Буга. (Он как никто другой прекрасно знал, что его бывший учитель может голыми руками оторвать голову любому из них). Затем он приказал мне повернуться лицом к стенке, расставить ноги и заложить руки за спину: Буга только что вышел из тюрьмы и прекрасно знал, как надо обращаться с заключенными. На руках защелкнулись наручники, глаза вновь завязали, и меня вывели на улицу. Уложив на заднее сиденье машины, группа во главе с Буга перевезла меня в деревню Чешиаг.
То, что это была деревня Чешиаг, я узнал позднее. Меня завели в заброшенный дом и приковали наручниками к огромной старой кровати. Удобств прибавилось: хоть и прикованный к кровати, я мог на ней лежать. Позже мои бывшие ученики оказали мне еще один знак уважения и разрешили спать на единственной кровати, в то время как сами ночевали на полу.
Так начинался третий день мой жизни в качестве первого осетинского заложника, день под знаком Вадима Габараева, занимавшего тогда пост председателя Цхинвальского горисполкома, затем главы администрации и мэра г.Цхинвала.
Третий день я ничего не ел. Нет, мне предлагали поесть, просто кусок хлеба физически не лез в горло. Проблему оригинально, то есть по-своему, решил Дикий. «Ты или поешь или я тебя застрелю.» - сказал он. Уже тогда Дикий имел имидж серьезного парня, и мне пришлось буквально запихать в себя еду.
Поближе к вечеру меня навестила «спортивно-правительственная» делегация. Делегацию возглавляли мэр Вадим Габараев и гостренер по штанге Гри Кочиев. (Г.Кочиев, кстати, оказался самым порядочным из всех тех, кто организовал, руководил моим похищением и распоряжался моей жизнью втечение 16 дней). Боссов сопровождали: Сырдон, Бетховен, Алан Алборов и неизвестный мне парень, личность которого я установил позднее.
Вначале у меня мелькнула надежда на спасение: ведь законная власть в лице Вадима Габараева должна была принять законное решение, но не тут-то было. Со мной провели обыкновенную криминальную разборку с пристрастием, где роль «вора в законе» с блеском исполнил мэр г.Цхинвала.
Он «благородно» разрешил снять с меня наручники и, красочно возмущаясь моим предательством, заявил, что сейчас отвезет меня в Цхинвал, выведет на площадь, где народ разорвет меня на части. На что я обрадовался и попросил только, чтобы мне до этого на несколько минут дали микрофон. «Посмотрим, кого после этого разорвут на части», - подумал я. Наверное, радость от такой перспективы отразилась на моем лице, и я тут же получил удар в горло кулаком... После того, как я пришел в себя, В.Габараев озвучил основную причину своего приезда: он потребовал, чтобы я написал рапорт на имя министра ВД Грузии и отказался от должности начальника милиции. Ситуацию разрядил Гри Кочиев, который отвел меня в сторону, и мы беседовали около двух часов. Гри понял, что дело не в моем «предательстве», а в одном из главных рычагов власти в Цхинвале, который В.Габараев ни за что не хотел выпускать из рук. Но единственное и, наверное, главное, что он мог сделать – это на несколько дней приостановить решение о моей ликвидации. Затем под диктовку В.Габараева я написал рапорт на имя министра ВД Грузии, где отказался от должности начальника милиции.
Вообще, весь этот сыр-бор разгорелся из-за должности начальника милиции, и я, кстати, до сих пор не понял, зачем, ведь было достаточно одного слова председателя Цхинвальского горисполкома (коим являлся В.Габараев), и я бы просто не поехал в Тбилиси на утверждение. Но вместо этого Габараев сказал Дикому, что Валерия Газзаева назначили начальником милиции для того, чтобы он арестовал и отправил в Тбилиси его (Дикого) и всех его друзей. Со стороны Дикого и его команды последовала естественная для них реакция – взятие меня заложником. Такая же естественная реакция и у меня – никаких претензий к исполнителям (не считая тех, кто меня избивал).
Но эта разборка имела и определенные положительные последствия: Г.Кочиев все понял и фактически спас мне жизнь, а Дикий просто вышел из дела, и я его больше никогда не видел и, кстати, всегда готов пожать ему руку как достойному противнику, будь мы даже врагами.
Наступило 12 августа – первый день рожденья моей младшей дочери. Заложники вообще отличаются от простых людей неадекватным поведением. Наивная простота: я попросил, чтобы меня на час отпустили в Цхинвал на день рожденья ребенка, поклялся вернуться. Реакция «благородных разбойников» была благородной: уже через пару часов они зарезали теленка, привезли вино, все продукты и сами устроили день рожденья. С меня сняли наручники и пригласили к столу. Это самое большое, что они могли сделать.
А тот, кто действительно решал «мой вопрос» как в прямом, так и в переносном смысле, созвал внеочередную сессию Цхинвальского Городского Совета народных депутатов, где рассматривался только один вопрос: «О начальнике Цхинвальского ГОВД». Он зачитал мое заявление об отставке, и сессия приняла его к сведению. Однако протокол был оформлен иначе: якобы, возмущенные депутаты отказались утвердить В.Газзаева на должность начальника милиции. 13 августа 1991г. протокол сессии и мой рапорт были направлены в МВД Грузии.
Думаю, это была единственная за всю историю человечества сессия Горсовета, где рассматривался вопрос человека, который был заложником председателя того самого Городского Совета. Большего цинизма придумать невозможно. Из Тбилиси ответа не последовало, и В.Габараев, достаточно умный и трусливый человек, не посмел открыто отдать приказ расстрелять человека, в кармане у которого было удостоверение начальника милиции. И тогда «умник» придумал новый план: официально отпустить меня в Россию и по дороге убрать. После того, как по приказу Габараева меня отпустили, он тут же радостно сообщил в Тбилиси, что добился моего освобождения, не забыв вскользь добавить, что на Газзаева многие злы, и гарантировать его безопасность он не может. Но об этом ниже.
Наверное, следует извиниться перед моими похитителями, если, читая, они обнаружат, что я кое-что упустил или не совсем точно описываю последовательность событий. Вспомнив, какой удар дубинкой по голове я получил в родном «ауле» Чехоевых, когда А.Кочиев по кличке Закон применил весь свой профессионализм, чтобы выяснить все подробности моих взаимоотношений с его старшим другом детства А.Чехоевым, они меня «поймут и простят».
Утром следующего дня Алборовы: Бетховен, Сырдон, Алан и т.д. увезли меня из Чешиага в другую деревню – также их родину. До сих пор не знаю, как называется эта глухая деревня, скорее всего, Малда, где бабушка одного из них очень радушно нас приняла. Чтобы она ни о чем не догадалась, с меня предусмотрительно сняли наручники, но предупредили – в случае чего будут стрелять на поражение. Вечером подвыпивший Сырдон подошел ко мне и начал объясняться: «Знаешь, Валера, я обыкновенный мородер, никакого отношения к этому не имею. Мне приказали тебя охранять, и я охраняю. Ты не обижайся.» Я уже знаю, что Сырдон к моему делу отношения не имеет, и лично к нему у меня претензий нет. Нейтрально вел себя Бетховен и старался вообще не встечаться со мной взглядом. Его мать, Газзаева Варвара Александровна, моя бывшая учительница, а затем коллега. Но кроме того, я глубоко уважал всю семью Газзаевых: Каспола, Варвару, Женю, Заиру и до сих пор не понимаю, почему сын Каспола Газзаева Зывзыв требовал (мягко сказано) застрелить моего отца Енвера Газзаева, почему Зывзыв, мой бывший ученик ко всему прочему, был

 Отправлено: 04.01.10 18:31. Заголовок: активным участником ..

активным участником моего захвата. Почему Бетховен, сын Варвары Александровны, взял на себя функцию моего тюремщика. Мне, наверное, не суждено узнать и понять все это: ведь один из них скончался от передозировки наркотиков, а другой спился.
Вечером следующего дня меня повезли по знаурской трассе в сторону Цхинвала. Возле с.Тбет мы остановились. Нас встречал Колорадо, брат Парпата, с неизвестными мне парнями. Меня пересадили в машину марки УАЗ (Виллис). «Будем ехать по горам», - подумал я, затем по-свойски сказал вежливым мородерам: «Пока». «Скоро тебе покажут «пока», - угрожающе проворчал Колорадо. Мне вновь завязали глаза, и УАЗ двинулся с места. Машина ехала в сторону с.Зар. Слишком хорошо я знал каждую ямку на этой дороге, и определить,где мы находимся, даже с завязанными глазами мне не составляло большого труда. Я попросил снять с глаз повязку, сказав, что в ней нет никакого смысла, ибо я все равно знаю, где мы находимся. Это их заинтересовало, несколько раз я называл места нашего маршрута, но глаза мне не развязали. Мы переехали через Зарский перевал и начали спускаться в с.Гуфта. После того, как я сказал им, что мы находимся в Гуфта, с меня сняли повязку, и один из них с удивлением спросил: «Ты что, Дерсу Узала?». Начитанный оказался кваисинец, но недогадливый. Ту дорогу, я, конечно же, не знал, просто почувствовал запах хвои на въезде в Джавское ущелье.
Недалеко от с.Корсеу кваисинцы решили перекусить. Разложили на траве еду, меня тоже позвали, но при этом наручников не сняли: то ли боялись, что убегу, то ли им нравилась игра в заложники. Я им сказал, что убегать не собираюсь и попросил их снять наручники: во-первых, кушать в наручниках я никогда не буду, во-вторых, я могу их разорвать, если уж на то пошло. Кваисинцев, уважающих силу на генетическом уровне, второе предложение явно заинтересовало, и они предложили это продемонстрировать. На руках у меня были огромные самодельные блестящие наручники, которые надел на меня Капи (передавая меня кваисинцам, Колорадо снял с меня свои – настоящие милицейские, подарок К.Тедеева). Многодневный адреналиновый выброс в кровь сделал свое дело: я разорвал наручники без особого труда, даже не почувствовав боли, хотя сильно повредил кисти. Капи взбесился (наверное, из-за испорченных наручников), схватил автомат и начал ругаться матом. Ситуация стала угрожающей. В это время появился бензовоз и сопровождающая его машина. Капи пошел им навстречу. Из машины вышли четверо. Немного поговорив с ними, Капи передал им большую пачку денег (наверное, мелкими купюрами), затем сел в кабину бензовоза, и мы поехали. На въезде в село Корсеу мы снова остановились, мне надели повязку на глаза и связали руки. В селе мы тоже несколько раз остановились, к нам подходили люди, я слышал голоса. С меня сняли повязку. (Все-таки квайсинцам больше нравилась игра в заложники!) Мы доехали до Квайса, и уже в самом поселке мне вновь завязали глаза прямо перед отделением милиции, куда меня завезли. Капи сдал меня сотрудникам и поручил им охранять меня до вечера, пообещав, что вечером он меня заберет. Кому-то из своих он поручил к вечеру выкопать яму. Я с ужасом для себя понял, зачем меня везли в такую даль: место глухое, много заброшенных шахт, но главная ставка делалась на Капи, это деградированное, абсолютно ненормальное существо, животное. Он даже не понимал, что после того, как он расстреляет меня, ликвидируют его самого. Но К.Тедеев не учел одного – Капи был слишком туп, а Гия Санакоев – умен и прозорлив.
Уже через несколько минут пребывания в камере квайсинской милиции я услышал: «Ай та ам цы аразы?». Голос Гии Санакоева, начальника квайсинского отделения милиции? Это была музыка жизни! Он тут же сорвал с моих глаз повязку, приказал принести чистую одежду и еду. Я, конечно, был грязный, как чабан с летних пастбищ, и свежая одежда была очень кстати. Гия начал обо всем расспрашивать. Я рассказал ему абсолютно все, и он понял. Он взял трубку и позвонил в Цхинвал начальнику цхинвальской милиции. Гия потребовал объяснений, притом так, чтобы я слышал: «Зачем вы Газзаева привезли в Квайса – чтобы убить на моей территории? Зачем вы привели его ко мне в милицию – чтобы я считался соучастником убийства? Заберите его немедленно и не трогайте, потому что и я и ты – уже соучастники преступления!» Казбек Тедеев долго успокаивал Гию и обещал к утру прислать машину и забрать меня из Квайса.
Вечером за мной пришли Капи и около тридцати боевиков. Те, кто зашли в кабинет начальника милиции, были вооружены. Они сказали, что пришли забрать Газзаева. «Куда?» - спросил Гия. «На расстрел.» - был короткий ответ. За то, что я увидел после этого, я буду в долгу у Гии Санакоева до последних дней моей жизни. Колени у Гии начали трястись – но не от страха, а от принятого решения. Он взял автомат, лежавший перед ним на столе, передернул затвор и направил его на Капи. «Все знают, кто убил мою мать, и никто не скажет, что я на стороне грузин (последовал мат), но Газзаева вы отсюда не заберете – приедут люди Казбека Тедеева и заберут его в Цхинвал.» Все поняли, что Гия готов нажать на курок и молча вышли. На всякий случай, опасаясь нападения боевиков на милицию ночью, меня скрыто перевели в местную гостиницу, где спрятали в одном из номеров.Там я пробыл до утра.
Позже Капи застрелили, и это было для него логическим концом.
Наутро из Цхинвала приехали двое на «Ниве», и хотя они были в штатском, было очевидно, что это сотрудники милиции. Во-первых, осторожный и дальновидный Гия Санакоев ни за что не отдал бы меня боевикам, во-вторых, я сам впоследствии убедился, что это сотрудники. Перед отъездом Гия начал меня успокаивать, сказал, что это люди Тедеева, они отвезут меня в Цхинвал, поговорят со мной и отпустят.
Мы доехали до Гуфта. По пути, естественно, уже не было ни наручников, ни повязки на глазах. В селе играли свадьбу. Один из моих спутников зашел на свадьбу. Я совершенно спокойно мог свернуть хилую шею сидящего передо мной водителя и уехать, но куда? Я не успел бы спасти семью и, самое главное, считал себя правым – это меня всегда останавливало. За все шестнадцать дней, что я был в заложниках, я мог сто раз уйти, наделав при этом кучу трупов из вечно спящих и пьяных своих охоанников. Я не убивал и не уходил только потому, что, по большому счету, не верил и не верю до сих пор, что меня записали в предатели Родины...
Он вышел через несколько минут. Сказал: «Не получается.», и мы поехали. Каково было мое удивление, когда мы поехали не через Зар, а через Кехви, через грузинские посты и пикеты. В 1991 году, днем, открыто и беспрепятственно! Такое могла обеспечить только милиция, работавшая на два фронта и то при подстраховке оперативной войсковой группы. Стало абсолютно ясно: во-первых, меня везли сотрудники милиции, во-вторых, все грузинские посты были предупреждены.
Мы приехали в Цхинвал и завернули на улицу К.Маркса. Я было подумал, что меня везут домой, но мы проехали рядом с моим домом и свернули на ул.Лермонтова. Там играли свадьбу – Цыхыр женился. Мой спутник вышел и через несколько минут вернулся, опять ни с чем. Я понял: и в с.Гуфта, и в «Текстиле» меня хотели передать боевикам, но и там , и здесь все были заняты и пьяны.
Затем мы, естественно, опять поехали к зданию цхинвальского горисполкома, стояли там около часа. Было принято решение, и опять не в мою пользу – меня вновь повезли в гостеприимный Знаурский район. Повязки на глазах уже не было, меня открыто привезли в село Ионча. Гаглоев Ибрагим (не то Ирбег) был хозяином дома и положения. Меня «устроили» в подвале. Я почти сразу уснул. Проснулся вечером оттого, что меня похлопывали по груди. «Говорят, ты сильный, вставай, я хочу с тобой драться», - предлагал мне подвыпивший здоровяк. «Никакой я не силач, это ваши инструкторы на всякий случай вам говорят, чтобы вы были внимательней и осторожней», - утешил я самолюбие здоровяка. В это время занесли тарелку с мясом – «хай» с барского стола боевиков, заколовших козленка. Зашел Ибра (так его называли), вежливый и образованный комсомольский работник и еще несколько боевиков, среди них один в форме прапорщика вертолетной части. Мне предложили поесть, деревенские боевики с интересом меня рассматривали. Я отказался. «Он не будет кушать в наручниках», - догадался Ибра и снял их с меня. Подвыпившие боевики были настроены на долгую беседу, но в это время забежал один из боевиков и сообщил, что на село напали грузины. Боевики похватали оружие. Перед уходом Ибра бросил: «Если кто-нибудь из наших погибнет, мы тебя застрелим». Он, наверное, решил, что грузины хотят освободить меня из плена. Перспектива была малоприятная, и я, неожиданно для самого себя и для них, попросил взять меня с собой. С собой они меня не взяли, но им, по-видимому, показались искренними мои слова, и меня оставили без охраны, даже не надев наручников. Через час все вернулись живы и здоровы, к моему огромному удовольствию. Вскоре, однако, ситуацию испортил прапорщик-летун. Он сел передо мной, зарядил свой старый карабин и начал вести несвязную беседу. Через некоторое время он направил свой карабин мне в голову и сказал: «Я спать не хочу, и ты не будешь спать. Я выстредю, как только ты закроешь глаза.» Тот, кто немного разбирается в оружии, знает: заряженный карабин, а уж тем более старый, стреляет от малейшего толчка или неосторожного движения. И такое оружие в руках пьяного прапорщика! Это было бы слишком нелепо и обидно. Кто из нас раньше заснул, не знаю, но это была неприятная ночь. Впоследствии я узнал, что прапорщик оказался Димой Гаглоевым – моим родственником по материнской линии.
Я уже обратил внимание на то, что меня, в основном, охраняли фамильными кланами и держали в родовых деревнях (как в Чечне): Гаглоевы – в Ионча, Джиоевы – в Корниси, Чехоевы и Тедеевы – в Бекмаре и т.д.
Из Ионча меня перевезли в с.Хетагурово (Цъунар). Мамиевы пришли поглазеть на меня, в основном, заглядывали в окно – видимо, опасались, что я их узнаю. А зря – у них бы я помощи не попросил. В Цъунаре до сих пор живут шесть двоюродных братьев моего отца со своими семьями (Мамиевы и Хугаевы). Целая армия. Все они патриотично встали на сторону боевиков, но передо мной, на всякий случай, это не афишировали и мне на глаза не появлялись.
Пьянки здесь бывали каждый вечер, но на этот раз Мамиевых раскрутили, и пировало не менее тридцати человек. Далеко за полночь боевики и гости начали расходиться, и под конец я остался один на один с тремя охранниками. Если это слово уместно употребить в данной ситуации, то она была комичной. Один из боевиков бросил мне наручники и потребовал, чтобы я сам надел их себе на руки. Я положил наручники рядом с собой и молча смотрел на храбрую троицу. Применить силу они побоялись или не захотели, не знаю, но вскоре заснули. Я вышел во двор и сел на скамью у ворот.
Начинался рассвет. Я был абсолютно свободен, но уйти не мог. В этом не было никакого смысла: 1) я бы не смог добраться до дома раньше своих похитителей и не хотел подвергать свою семью опасности; 2) я не мог искать защиты у цхинвальских властей по уже понятным причинам; 3) я не мог воевать с собственными соплеменниками.
Мои мысли прервал звук подъехавшей машины. Из нее выскочил Парпат, глаза его от удивления вылезли из орбит: «Ты почему здесь сидишь? А где охрана?» На всякий случай он вытащил пистолет. «Спят в доме.» - ответил я. «А ты почему не убежал?» - «Некуда, да и незачем.» Парпат растерялся. В это время из дома вышла охрана, и он сорвал всю свою злость на них.
А меня опять повезли в Бекмар. В здании местной школы мне устроили допрос с пристрастием, притом в очень «оригинальной» форме. Меня завели в комнату, где стояли одна школьная парта и стул, усадили, сняли наручники. Позади меня встал Ушанг Козаев (не Борода, бекмарский) с дубинкой в руках, двери слегка прикрыли. В смежную комнату зашли несколько человек, я их не видел, слышал только шаги. Начался допрос. Голос, который начал задавать мне глупейшие вопросы, был уникален. Кто хоть раз услышит этот голос, отличит его из тысячи других. Это был голос Ахсара Кочиева по кличке «Закон». Я было воспротивился писать глупую объяснительную записку на имя Закона, но тут же получил удар дубинкой по затылку! Придя в себя, я решил не подвергать больше свой затылок испытаниям. Не знаю, какое отношение имеет Закон к Анатолию Чехоеву, но фактически все вопросы касались наших с ним взаимоотношений. А, может, Казбек Тедеев, одноклассник Чехоева, решил проявить инициативу и одновременно удовлетворить свое любопытство. В любом случае, я не думаю, что сам Чехоев, в общем-то порядочный человек, мог дать указание провести эти «околочехоевские» разборки. Хотя, кто знает. Один из вопросов Закона был настолько нелеп и некорректен, что я резко отказался на него отвечать и приготовился получить очередной удар в затылок. Удара не последовало, более того, неожиданно прекратился и сам допрос. «Следователи» молча ушли. Наверное, удовлетворили свое любопытство, получив ответ на главный вопрос, из-за которого был устроен весь этот допрос. Ответ в виде отказа отвечать – естественная мужская реакция на самый глупый в мире вопрос.
Затем меня перевезли на чью-то дачу. Дом на верхней окраине с.Бекмар стоял на сваях в центре небольшого озера. Вернее, домом на озере он представлялся его хозяину, который, может быть, начитался романов Фенимора Купера, что маловероятно, а скорее всего, насмотрелся в детстве фильмов про индейцев. Для меня же это была тюрьма посередине большой грязной лужи, с балкона которой мои похитители несколько дней расстреливали из автомата разжиревших лягушек и где я провел последние, самые тяжелые дни своего заложничества в обществе дальних и близких родственников А.Чехоева.
19 августа 1991 года – день путча в Москве в селе Бекмар отмечали, как настоящий праздник. Устроили пир на весь мир, все радовались и пили за здоровье Чехоева и Янаева. Даже меня обалдевшие от радости родственники усадили за стол и так искренне предложили выпить за здровье Чехоева, что я не смог отказаться (это при том, что я никогда не пил и не пью спиртного). Но через два дня путч был подавлен, и мне пришлось очень постараться, чтобы сделать такой же скорбный вид, какой был у несчастных родственников несостоявшегося «вождя».
На второй день после путча по республиканскому телевидению выступал министр ВД Грузии Д.Хабулиани. Бекмарцы (это были деревенские парни, и я никого из них не знал) усадили меня перед телевизором. «Если он скажет про тебя хоть одно слово, мы тебя застрелим», - заявили они, точнее тот, которого звали Ушангом. Хабулиани говорил на другие темы, но нервы в любом случае у меня уже были на исходе.
24 августа приехал Гри Кочиев со своими ребятами. Он сообщил, что меня освобождают, и мы едем домой. Гри был вежлив и корректен, он подвез меня прямо до дверей дома, а на прощание попросил никому ничего не говорить и посоветовал уехать из города. На второй день Гри передал через своих людей, что дает мне два дня для того, чтобы я уехал в Россию и именно по Рукской трассе, в противном случае мой дом будет взорван. Он же сообщил через несколько часов, что меня на этой трассе ликвидируют. Вечером того же дня к нам домой пришел Курша (Биченов). Тот самый Курша, который ездил со мной в Тбилиси в МВД Грузинской ССР. Тогда я еще не знал, что заказчики моей ликвидации решили резко ускорить события; мы уселись возле журнального столика друг напротив друга. Он начал вести какую-то бессмысленную беседу, о чем-то меня расспрашивал. Я ничего толком не понимал, думал только о причине его прихода в столь позднее время и не сводил взгляда с его пальца, на котором он все время крутил пистолет Макарова (пистолет, который я дал ему тремя неделями раньше и который был на балансе цхинвальского ГОВД). Курша сильно нервничал. Неожиданно прогремел выстрел, пуля прошла Биченову через бедро и застряла в икроножной мышце. Он впал в шок. Я вместе с родными спустил его со второго этажа и, уложив в машину, отвез в больницу. Дежурный хирург, осмотрев рану, сказал, что ничего страшного – пуля прошла через мягкие ткани и кость не задета. Я поспешил домой, к семье. У дома меня ждала уже бригада «текстильщиков», опять Буга с автоматом, это было ужасно. «Куда ты дел труп Курши?» - рявкнул на меня Виталий Буджиев по кличке Свинья. Видимо, Курша был не один, и его товарищ, услышав звук выстрела и увидев затем, как мы вынесли Биченова и буквально плашмя уложили на заднее сиденье, решил, что я убил его и сообщил об этом «текстильщикам». «Ну, Газзаевы, вы меня достали!» - заорал Домбай Гассиев, и меня под дулами автоматов повели в сторону больницы. Несколько парней осталось возле нашего дома. «Если услышите две короткие автоматные очереди, значит, Курша мертв, и жгите дом», - приказал Буга. Кровь застыла у меня в жилах – дома были жена с детьми и родители. Я пытался убедить боевиков, что Курша сам прострелил себе ногу, но меня не слушали. Масло в огонь подливал Свинья – видимо, мстил за неудачное мальчишеское детство. Мальчишки народ жестокий – мы всегда подшучивали над толстым белым ребенком, к которому даже загар не приставал.
Мы буквально добежали до больницы. Буга поднялся в хирургическое отделение, остальные боевики остались со мной во дворе. Через несколько минут Буга спустился, отошел на несколько метров от здания больницы и выпустил длинную автоматную очередь. «Газзаев не виноват», - громко сказал он, и «текстильщики» потеряли ко мне всякий интерес. Разрядка оказалась выше моих сил, я отошел и лег на спину в высокую траву, что росла во дворе областной больницы. Буквально через несколько минут во двор больницы влетели автомашины. Из них высыпали сотрудники милиции и те же самые боевики, которые брали меня в заложники. Передо мной замаячили две перспективы, одна мрачнее другой:
- мне пришьют незаконное ношение оружия и нанесение тяжких телесных повреждений гр.Биченову и надолго засадят в тюрьму (кстати, сейчас, спустя 12 лет работы в милиции, я точно знаю, что лучше быть заложником у бандитов, чем сутки провести в камере, если в этой милиции у тебя есть хотя бы один личный враг, не говоря уже о начальнике);
- вновь попаду в руки боевиков, и на этот раз мне будет гораздо хуже.
Я не хотел попадать в руки ни тех, ни других, тем более знал, что что ими управляет один и тот же человек.
Я ушел. Ночью я перевез жену и детей к тестю и на его же машине на расвете выехал в сторону Владикавказа. Был комендантский час. Блокпост между Цхинвалом и Тамарашени не пропустил меня. Но я тоже «текстильский» и прекрасно знаю этот район в отличие от тех, кто уже преследовал меня. Объехав блокпост, я заехал прямо в Тамарашени и встал на трассу Цхинвал – Владикавказ. Было около пяти часо утра, комендантский час заканчивался в семь. Я выигрывал у габараевцев два часа, этого хватило, чтобы свободно доехать до Алагира. Через несколько лет я узнал, что мои ближайшие родственники сообщили преследовавшим меня бандитам, когда, куда и на какой машине я уехал, сообщили даже адрес моих родственников в Алагире, куда я мог заехать и на время спрятаться. И, кстати, боевики заехали по этому адресу и устроили там переполох. Меня предали, хуже – обрекли на смерть самые близкие родственники. Но...слишком близкие, чтобы я не простил.
Шансов скрыться у меня практически не оставалось: на трассе Владикавказ – Нальчик, недалеко от Алагира, меня достали. Я успел сесть в рейсовый автобус Владикавказ –

 Отправлено: 04.01.10 18:32. Заголовок: Нальчик, который так..

Нальчик, который так кстати подвернулся. На нальчикском автовокзале я буквально заскочил в отъезжавшее такси с пассажирами. Главным для меня было оторваться от преследователей. На автостанции в Ставрополе я встретил бывшего сослуживца майора Джанаева (будучи студентом, я несколько лет по ночам работал охранником в штабе ГО Южной Осетии) и обрадованно бросился ему навстречу, но он так мастерски скорчил физиономию незнакомца, что я встал, как вкопанный. Что-то было не так. Я зашел в здание автостанции. Знакомых лиц не было. Случайно выглянув в окно, я увидел автомашину «Волга» ГАЗ-24 с номерами г.Горького. Я сразу узнал эту машину – ведь я много и часто на ней ездил. Машина принадлежала В.Кудзиеву, более известному как Цъуцъу. Он работал учителем физкультуры в школе №11, где я семь лет проработал директором школы – срок достаточный, чтобы сдружиться с хорошим парнем Цъуцъу.
Но на этот раз из «родной» машины вышли пять совершенно не по-родственному настроенных преследователей и направились к зданию автостанции. Я бросился ко второму выходу, но и там прямо перед выходом стояла коричневая автомашина ВАЗ-2106, тоже с российскими номерами серии ИР. В Цхинвале «шестерка» серии ИР была не менее известна, чем «Волга» Цъуцъу. Бандиты рассчитывали, что в России на машинах с российскими номерами они не привлекут к себе внимания, но не учли одного – мне обе машины были слишком хорошо известны. То, что меня преследовали на машинах с российскими номерами, рассеяло все мои сомнения: акция по моей физической ликвидации была давно и хорошо спланирована.
Габараевцы практически внаглую блокировали здание автостанции. Начало смеркаться. Я стоял в зале ожидания, не зная, что делать. Видимо, боевикам тоже надоело просто ждать, и двое из них зашли в здание. Встав невдалеке, они стали меня нагло рассматривать. Один из них, пониже ростом, с брюшком, начал напевать осетинскую мелодию. Второй, высокий кучерявый парень был явно не цхинвальский. Я их не знал, но лица запомнил на всю жизнь. Позже мне сказали, что они были из штаба Улифана Тедеева, который размещался в цхинвальской школе-интернате. Оба они потом принимали участие в поджоге дома моего отца. Как сложилась их дальнейшая судьба и где они сейчас, я не знаю. Может, знает Улифан, ведь именно он, кадровый военный, отдавал приказ поджечь дом фронтовика, тоже кадрового военного, только имевшего гораздо больше заслуг перед Родиной – Енвера Газзаева, моего отца.
Но это будет через несколько дней, а тогда, в Ставрополе я был, как загнанный зверь. И я принял решение. Я подошел к кассе, попросил разменять деньги. Когда кассирша склонилась над деньгами, я просунул руку в окошко и, открыв дверь, ворвался в кассу. Тут же сработала сигнализация. Уже через несколько минут здание автовокзала было окружено спецназом УВД Ставропольского края, с автоматами и в бронежилетах. По приказу начальника спецназа мне заломили руки за спину. Через несколько секунд на моих руках вновь защелкнулись ставшие такими «родными» наручники. Я просил задержать машину с боевиками, но меня никто не слушал: буквально протащив по асвальту, меня забросили в милицейский УАЗ-ик и привезли Управление Внутренних Дел.
Меня завели в кабинет начальника уголовного розыска Магомеда Лепшокова, начался допрос, я пытался все объяснить, но мне не верили. Тогда я вспомнил, что в газете «Комсомольская Правда» была опубликована статья о моем похищении и попросил Лепшокова просмотреть подшивку за август. Статья нашлась сразу, и меня провели в кабинет начальника УВД генерал-майора Гришина. Со мной начали обращаться вежливо. Выслушав меня, генерал позвонил в Тбилиси министру ВД Грузии, тот подтвердил мою личность.
Прошло около двух часов с момента моего задержания, а может, больше. Меня проверили, и, наконец, был отдан приказ о задержании машин с боевиками. Оперативную группу возглавил М.Лепшоков. Мы искали по всему Ставропольскому краю, задержали несколько машин, похожих на машину Цъуцъу, но мои проворные земляки-абреки, как их красиво окрестил Магомед, видно, успели уйти.
У Лепшокова на квартире я прожил два дня. Сорочку, которую он мне подарил вместо разорванной спецназовцами, я носил еще долго, ну а чувство благодарности я буду питать к нему всю оставшуюся жизнь. Через два дня меня «сдали» оперативной группе, прибывшей из МВД Грузии. В самолет в аэропорту Нальчика нас сажали под усиленной охраной спецназа, операцией руководил сам министр ВД Кабардино-Балкарии (осетинские боевики уже имели авторитет).
Самолет взял курс на Тбилиси, моя осетинская повесть закончилась. А может, только прервалась?

P.S. Мне снятся синие долины и Реком.

 Отправлено: 05.01.10 07:49. Заголовок: Таня, я не поняла - ..

Таня, я не поняла - это что? Это когда было?

 Отправлено: 05.01.10 08:03. Заголовок: это было в 91-ом ...

это было в 91-ом ... начало ставления РЮО

 Отправлено: 05.01.10 19:39. Заголовок: Думаю, это была еди..

цитата:

Думаю, это была единственная за всю историю человечества сессия Горсовета, где рассматривался вопрос человека, который был заложником председателя того самого Городского Совета. Большего цинизма придумать невозможно

думаю, это не единственная ситуация, когда власть держащие держат своих врагов в заложниках, а потом руками «закона» убирают их...к стыду нашему общему(((

цитата:

до сих пор не понимаю, почему сын Каспола Газзаева Зывзыв требовал (мягко сказано) застрелить моего отца Енвера Газзаева, почему Зывзыв, мой бывший ученик ко всему прочему, был активным участником моего захват

а вот это очень тяжело понять(( и принять((( не могу даже представить, ЧТО в это время думал Валерй Газзаев, что чувствовал - ведь это - ЕГО ученики, ЕГО соседи, ЕГО знакомые(((

пока прочитала немного, завтра продолжу...спасибо за эту повесть, за эту историю ...за НАШУ историю...

 Отправлено: 05.01.10 21:08. Заголовок: Двуликий Джиуар ..

Двуликий Джиуар

23 ноября 1989 года неотвратимо наступало, как конец света. Витавший в политических облаках, считавший себя божеством областного масштаба, Он под все увеличивающимся грузом ответственности за судьбу своего народа опускался все ниже и ниже.
А до этого:
9 ноября 1989 года оплеван в буквальном смысле слова и с позором снят с должности самый высокопоставленный чиновник Южной Осетии. Личный интерес совмещен с общественным однозначно, но все было организованно настолько гениально, что никто даже не усомнился в целесообразности смены руководства области. Он был носителем яркого организаторского таланта, в чем в чем, а в этом ему не откажешь. В конце концов именно этот организаторский талант стал причиной Его политического падения, точнее, политического уничтожения. Никто: ни новоявленные осетинские мафиози, собиравшиеся половить рыбки в мутной воде, ни тогдашние центральные спецслужбы в преддверии большой осетино-грузинской войны не могли позволить, чтобы на вершине хоть и не высокого, но все же политического олимпа Осетии оставался человек, практически никем не контролируемый и имевший сатаническое влияние на толпу.
Мавр сделал свое дело и 9 ноября не только не пришел на пленум Юго-Осетинского обкома КПСС, где решался оргвопрос первого секретаря, но не вышел в тот день даже на улицу и сделал стратегическую ошибку. Ситуацией в лучшем духе придворных интриг времен Людовика Четырнадцатого, не преминул воспользоваться Торез Кулумбегов, до этого времени мудро находившийся в тени. При солидном стечении народа и представителей ЦК Компартии Грузии, при поддержке А.Чочиева и А.Джигкаева он мужественно набросился на уже фактически поверженного правителя области, заставив его подписать заявление об отставке и сделав недвусмысленную заявку на лидерство в национальном движении Южной Осетии и кресло первого секретаря обкома КПСС Южной Осетии. Т.Кулумбеков сделал вторую попытку прихода к власти, так и не увенчавшуюся, как и первая, успехом. О третьей попытке фактического захвата власти в Южной Осетии, ставшей самой кровавой и циничной за всю ее обозримую историю - ниже.
10 ноября 1989 года. Внеочередная сессия областного Совета народных депутатов Южной Осетии. Здание Дома Советов, где должна была состояться сессия, блокировано плотным кольцом сотрудников республиканской милиции и так называемого восьмого полка. Кровопролитие казалось неизбежным, руководство «Адамон Ныхас» начало паниковать. Никто не хотел брать на себя ответственность ни за срыв сессии – перед народом, ни за кровопролитие – перед законом и историей. И тогда несколько слов в микрофон на непрывычном для Его выступлений осетинском языке, и многотысячная толпа, уже готовая снести вооруженный до зубов милицейский кордон, за несколько минут молча разошлась. А внеочередная сессия областного Совета народных Южной Осетии без всяких помех преобразовала
Юго-Осетинскую автономную область в автономную республику. Через полчаса восторженная толпа уже качала Его на руках. Описать невозможно, а понять может только тот, кого хоть раз качали на руках.
Что это было - дань тогдашней моде на суверенитет, реакция на требования грузинских неформальных лидеров о ликвидации всех автономных образований на территории Грузии и выхода из состава СССР, желание создать собственное государственное образование с перспективой последующего объединения с Северной Осетией, тайное сокровенное желание Его войти в историю Осетии, хорошо спровоцированная акция спецслужб СССР по дестабилизации обстановки в Грузии или всего понемножку?
Ответ на этот вопрос – тема для отдельной статьи и предмет обсуждения политологов и историков. Пока что ясно одно: впервые в истории южных осетин были реально очерчены контуры собственной государственности. Единственное и самое трудное, что оставалось сделать - это сохранить мир любой ценой и не выходить за рамки конституционной «войны», не говоря уже о войне настоящей, которая была заведомо проигрышной для южных осетин по крайней мере в плане демографическом и экономическом .
Это теперь, с высоты прожитых, а точнее, пережитых лет очевидно, что предотвратить грядущий тогда осетино-грузинский конфликт было невозможно, а тогда новоявленный «политический колосс» (каковым Он себя считал) готов был взяться за решение любых политических проблем.
17 ноября 1989 года. Внеочередная сессия Верховного Совета Грузинской ССР отменила постановление областного Совета народных депутатов Южной Осетии о преобразовании Юго-Осетинской автономной области в автономную республику. Парадоксально, но факт - это решение
Верховного Совета Грузии в Южной Осетии было встречено совершенно равнодушно, не вызвав абсолютно никакой реакции. Хотя никакого парадокса здесь, наверное, нет, если учесть, что во-первых, к тому времени населению города Цхинвала уже точно было известно о предстоящем 23 ноября многотысячном «наезде» грузинских неформалов, и это беспокоило население города гораздо больше; во-вторых, фактически произошла демонстрация серьезности намерений обеих сторон: осетинская сторона продемонстрировала, что ни при каких условиях не допустит ликвидации Юго-Осетинской автономии. Грузинская сторона не менее красноречиво заявила, что не допустит образования Юго-Осетинской республики, прекрасно предвидя дальнейшие естественные шаги нового государственного образования и всвязи с этим осознавая реальную угрозу своей территориальной целостности.
18 ноября 1989 года. Удивительно и непонятно, но предложение о мире и необходимости срочных переговоров поступило именно с грузинской стороны. Грузинская сторона – это Зураб Чавчавадзе, большое положительное явление в истории грузинского национально–освободительного движения. (Вскоре З.Чавчавадзе погиб при весьма загадочных обстоятельствах, «загадочных» тогда, а сейчас, спустя столько лет, совершенно ясно, что смерть З.Чавчавадзе была всего лишь звеном в цепи смертей и дискредитации тех неформальных лидеров, которые не шли на контакт с тогдашним КГБ СССР.)
Но это теперь Он знает, в чем была принципиальная разница между позициями М.Костава и Г.Чантурия, И.Саришвили и И.Церетели, а тогда не только Он, но и все осетины представляли себе грузинский неформалитет как единую и отрицательно настроенную в отношении Южной Осетии и ее народа силу, и все предложения, исходившие от него, воспринимались с большим подозрением. И все же, благодаря серьезному влиянию и личным контактам З.Чавчавадзе и А.Чочиева, осетинская сторона приступила к обсуждению вопроса о возможности переговоров с грузинской стороной.
Вопрос об участии в переговорах осетинская сторона решала в штаб-квартире «Адамон Ныхас» при большом стечении активистов этого движения и с участием представителей Северо-Осетинской организации «Адамон Цадис» во главе с большим специалистом по переговорам, как его представил Алан Чочиев, Валерием Хамицевым. Все сходились в одном мнении: «худой мир лучше доброй ссоры» и единогласно предлагали провести переговоры с грузинскими неформалами. Загвоздка была только в одном: грузинская сторона предлагала переговоры в г.Тбилиси и с участием представителей республиканских властей. И контраргумент, что осетинскую делегацию в преддверии назревавшего конфликта могут в Тбилиси просто арестовать (благо на всех членов «Адамон Ныхас» были заведены уголовные дела) или даже физически ликвидировать, в конце концов определил ход обсуждения, и было принято решение в переговорах участия не принимать. Взамен был предложен вариант «клин клином», т.е. в день намечаемого приезда неформалов из Тбилиси провести в Цхинвале свой митинг. «Специалист по переговорам» Валерий Хамицев твердо обещал 22 ноября обеспечить приезд северо-осетинских неформалов не менее, чем на пятидесяти машинах. Однако, Он и еще несколько членов городского стачкома, видя безысходность ситуации, объявили, что согласны поехать в Тбилиси и от имени «Адамон Ныхас» провести переговоры, несмотря ни на что. Зная его безрассудный характер, несколько активистов «Адамон Ныхас» отобрали у него ключи от машины и вернули их только на следующий день.
Потянулись томительные часы ожидания. Лидеры «Адамон Ныхас» из просто романтических лидеров-патриотов на глазах у всех начали превращаться в людей,
несущих ответственность за жизни детей, женщин, стариков, всего населения Южной Осетии – ее будущего. Это был тяжкий груз – груз, который ни один из них не смог донести до конца.
Он понял, что это тупик. Вариант мирного исхода назревавшего конфликта не просматривался.
22 ноября 1989 года. 13 часов. С.Гуфта Джавского района. Делегации из Северной Осетии нет. После нескольких часов бесполезного ожидания было решено поехать навстречу делегации в сторону Рукского перевала, проверить, не задержана ли случайно колонна гостей силами милиции. Вскоре выяснилось: Рукский перевал никакая делегация не проезжала. Зато к Джавскому мосту в это время подъехала автомашина, полная оружия и боеприпасов. Встречали груз ребята А.Цховребова (Джако). За А.Цховребовым стояли тогда деловые и криминальные круги Южной Осетии, которые ни за что не могли упустить надвигающийся момент (23 ноября), чтобы захватить в Цхинвале власть в свои руки, а криминалы - попутно из «любовно» называемой в народе «банды Джако» перевоплотиться хотя бы на время в истинных патриотов Осетии.
Теперь уже точно известно, что мягкотелые лидеры «Адамон Ныхас» не просто упустили политическую инициативу, но и сознательно передали ее криминальным кругам задолго до 23 ноября 1989г. Они сделали это частично под давлением этих самых кругов, но главная причина была в том, что более интеллектуальные, прозорливые и одновременно более трусливые лидеры «Адамон Ныхас» попытались этим шагом возлоложить на них ответственность за надвигающийся конфликт. Уже 22 ноября штаб-квартира «Адамон Ныхас» была наглухо закрыта. К этой дате смело можно отнести фактическую ликвидацию «Адамон Ныхас» как политической организации.
В тот же день в здании Дворца Бракосочетаний г.Цхинвал открылся «штаб Джако», захвативший, как им казалось, всю полноту власти. И хотя ситуацию на самом деле контролировали в ее силовом варианте внутренние войска МВД СССР, а в оперативном плане – всевозможные спецслужбы, не только цхинвальские горожане, но и ЦК КП Грузии серьезно восприняли Джако и его штаб как силу, реально контролирующую ситуацию в Южной Осетии. В результате, в условиях строжайшей секретности были проведены сепаратные переговоры (в классическом понятии этого слова) между представителями этого штаба с одной стороны и лидерами грузинского неформалитета и ЦК КП Грузии с другой. В обмен на назначение своего человека на пост первого секретаря Юго-Осетинского обкома партии новоявленные осетинские мафиози обещали держать в руках Южную Осетию и со временем вновь подчинить ее республиканским властям, разумеется, не без помощи полностью им подконтрольных лидеров «Адамон Ныхас» А.Чочиева, А.Джикаева, З.Цховребова и др.
В результате этого сепаратного сговора первым секретарем Юго-Осетинского обкома партии был назначен человек, не имевший абсолютно никакого опыта партийной и советской работы, как было принято говорить тогда. Вся эта операция по фактическому захвату власти была провернута в лучшем стиле дворцовых заговоров: быстро, неожиданно и, что самое главное, нагло. Попытавшихся было возмутиться оставшихся без предавших их лидеров активистов «Адамон Ныхас» и городского стачкома заткнула силой оружия «Банда Джако» в прямом смысле этого слова. Директор санатория, врач - руководитель автономной области. Без всякого опыта подобной работы и в таких условиях!
Однако этот, в принципе, порядочный и умный человек очень быстро понял, в чем состоит принципиальная разница между благополучным и привычным для него санаторием и мятежной областью. К тому же, этот процесс происходил параллельно с глобальными изменениями, т.е. фактической утерей правящей роли КПСС и развалом СССР. И «последний из осетинских секретарей» вернулся в Тбилиси.
Но стоит ли пока так далеко забегать вперед?

22 ноября 1989 года. 18 часов.
Трудное и неблагодарное это дело - описывать события, происшедшие с Ним 22 ноября в период с 18 до 22 часов, события, круто изменившие всю Его жизнь. Около шести часов вечера Он вернулся из п.Дзау в Цхинвал, подъехал к штаб-квартире «Адамон Ныхас», там никого не было, двери были закрыты. Тогда Он еще не знал, что в это самое время во Дворце Бракосочетаний у въезда в г.Цхинвал полным ходом шло формирование штаба вооруженного сопротивления, или «штаба Джако», как называли его в народе. Там же были и лидеры «Адамон Ныхас», где они сочетались законным браком с осетинской мафией в качестве политического гарема. Он по привычке направился в Юго-Осетинский обком партии, где надеялся встретить своих соратников. У входа в здание обкома партии Он столкнулся с заместителем министра внутренних дел Грузинской ССР полковником Г.Шаламберидзе по кличке «Кубо». Наверное, первый раз в жизни кличка «Кубо» оправдала себя, став для Него, так быстро и высоко взобравшегося на политический Олимп, символом политической смерти.
Описывать в деталях то, что произошло дальше, не стоит, так как это может быть воспринято Его политическими противниками и просто читателями как попытка реабилитации.
Одно можно сказать: Он взял на себя слишком много.
Он решил один поехать на переговоры с грузинскими неформалами в г.Тбилиси, надеясь предотвратить конфликт, который должен был начаться между двумя народами через несколько часов. Но перед тем, как сесть в машину Г.Шаламберидзе, чисто человеческий страх за свою жизнь вдруг посетил Его. На секунду расслабившись, Он захватил с собой ничего не подозревавшего председателя городского стачкома Роланда Марданова, так кстати для Него и так некстати для Марданова подвернувшегося Ему под руку. Он до сих пор не может себе простить, что использовал ни в чем не повинного человека в подобном качестве и готов принести ему самые глубочайшие извинения.
В Тбилиси они договорились со всеми, начиная от начальника УВД подполковником (тогда) милиции Р.Гвенцадзе, который обещал Ему лично, что автобусы с неформалами 23 ноября выедут из Тбилиси только через его труп, и кончая лидерами грузинских неформалов. Договор казался прочным, лидеры неформалов твердо обещали не приезжать. Подстраховывая соглашение, высокопоставленные чины МВД Грузии в случае чего обещали просто не выпускать автобусы с неформалами из Тбилиси. Осетинская же сторона должна была выступить по республиканскому телевидению , призвать грузинскую сторону к миру и в знак добрых намерений и для успокоения уже настроенной на поездку в Цхинвал основной массы грузинских неформалов публично от имени всего осетинского народа заявить, что осетины не собираются ставить вопрос о выходе Юго-Осетинской АО из состава Грузинской ССР.
Он согласился, прекрасно понимая, что может быть два варианта:
1. Он, а заодно и Р.Марданов, становятся национальными героями Южной Осетии и весьма почитаемыми в Грузии людьми, если грузинская сторона сдержит свое слово, и 23 ноября 1989 года «наезд» неформалов на Цхинвал не состоится, и война будет предотвращена.
2. Он, а заодно и Р.Марданов станут трупами и не только в политическом плане, если грузинская сторона не сдержит обещания, и «наезд» неформалов на Цхинвал все-таки состоится.
Он поставил на карту свою жизнь и проиграл. О том, как он выжил, можно написать целую книгу, но стоило ли выживать? Вопрос, да еще какой!
23 ноября 1989 года. Около девяти часов вечера. 400 автобусов с неформалами стоят на подступах к Цхинвалу, а в это время в здании Юго-Осетинского обкома партии проходят переговоры между лидерами «Адамон Ныхас»и представителями неформалитета Грузии. У грузинской стороны было только одно требование: составляется и подписывается документ, где указывается, что Юго-Осетинская автономная область является составной частью Грузинской ССР. Невероятно, но все было так просто: Юго-Осетинская автономная область тогда действительно была частью Грузинской ССР, и о каком-то великом географическом или политическом открытии речь не шла, да и кого и к чему обязывали закорючки лидеров «Адамон Ныхас», людей, мягко говоря, абсолютно никакого отношения к конституционной власти не имеющих.
Если бы осетинская сторона, конкретно А.Чочиев, подписала эту ни к чему юридически никого не обязывающую бумагу, то вооруженного конфликта, наверное, можно было избежать, или, по крайней мере, отодвинуть, выиграв время для переговоров. Ведь избежали же армянская и азербайджанская диаспоры вооруженного конфликта, хотя отрицать тот факт, что случай с Осетией был гораздо сложнее, не стоит. Ну а по большому счету, дело не в повышенной национальной гордости осетин, не в отсутствии политической дальнозоркости и дипломатической гибкости и даже не в элементарной человеческой трусости лидеров «Адамон Ныхас», а в желании вполне определенной кучки людей прийти к власти в Грузии, в Южной Осетии, в частности, любой ценой, в том числе и ценой войны и человеческой крови.
Увы, для истории «если бы да кабы» ровным счетом ничего не значат. И факт остается фактом: были силы, которые хотели конфликта, и они его получили. Жаль только, что в результате всевозможных конфликтов и войн выигрывает только кучка «негодяев-затейников», а простой народ всегда страдает, и не важно, осетинский он или грузинский.
23 ноября 1989 года. Уастырджыйы барагбон, Гиоргоба, Джиуаргоба, День Святого Георгия. Суть не в названии и произношении - это великий христианский праздник.
Кто теперь, какой теолог может ответить на вопрос, почему именно 23 ноября начали войну два православных народа: осетинский, почитающий Уастырджы чуть ли не больше Бога и грузинский, который в честь святого Георгия даже свою страну называет Джорджией?
Вот уже 14 лет никто не может найти ответ на этот вопрос. Только одно остается фактом: святой для обоих народов лик разделился и слишком долго существует в двух ипостасях: в виде осетинского Уастырджы и грузинского святого Георгия.
Сколько это будет продолжаться, доподлинно известно только одному Богу, а может и большим политикам.
Для несведущего читателя. Фамилия Газзаевых не замедлила исключить Его из состава фамилии (старый добрый горский обычай «Хъоды»). Друзья детства и близкие соседи разрушили дом, который Он построил собственными руками. Сожгли дом отца, где Он родился и вырос.
Самого Его 16 дней держали в заложниках «боевики», ранее известные как просто рекетиры, которыми с успехом и большой для себя материальной выгодой руководил начальник милиции Казбек Тедеев. А выжил Он чудом, благодаря паталогической трусости тогдашнего мэра города Цхинвала Вадима Габараева, организатора и непосредственного руководителя его похищения, но об этом отдельно.
Время расставило все по своим местам, не оставив и следа от домыслов Его недоброжелателей, твердивших, что променял Родину на .... Он до сих пор не имеет жилья и работы (с 1997 года выведен за штат по ст.1, п. 2 неписанного Трудового Кодекса, не «ариец», неблагонадежен, служба в силовых структурах нежелательна) и даже средств для переезда в другую страну.
А вечный для Него вопрос: «Правильно ли он поступил?» будет мучать Его до самой смерти.

P.S. Пишу о себе в третьем лице, потому что с некоторых пор смотрю и пытаюсь оценить себя и свои поступки со стороны.
Август 2003 г.

 Отправлено: 05.01.10 21:25. Заголовок: М о й Г у л а г Я..

М о й Г у л а г

Я точно знаю, что моей жизни не хватит на то, чтобы пройти путь, который приведет меня на Родину. И все-таки прошу у Уастырджи, чтобы он указал мне его и отвел время...дабы никто и никогда не посмел упрекнуть моего сына и мой род.

30 августа 1991 года авиарейсом Нальчик-Тбилиси в сопровождении спецгруппы МВД Грузии я уходил от смерти.
А за три дня до этого, окруженный на Центральном автовокзале г.Ставрополя борзыми убийцами из моего родного города, я понял, что окончательно становлюсь на путь кровной мести. Образование, воспитание, налет современной цивилизации – все оказалось ненужной шелухой, которая слетела с меня моментально.
Но только сейчас, спустя тринадцать лет не жизни – сплошного кошмарного сна – я осознал, что тогда в самолете, между Кабардой и Грузией, в небе Осетии время остановилось для меня навсегда. Я остался в той ночи, когда горел дом, так долго и с таким трудом построенный моими несчастными родителями. Кошмарные видения – разбитое вкровь лицо моего отца, лежавшего навзничь и почерневшая от удара прикладом автомата материнская грудь стали неотъемлемой частью моего существования.
Смерть отца в сентябре 2003 года вернула меня из виртуального существования в реальную жизнь. Отец, 12 лет мечтавший вернуться на Родину, в порыве гнева называвший меня не иначе, как «предатель», наконец вернулся: не в сожженный соплеменниками дом – в родную землю.
Психика и интеллект вернулись на место, когда я понял, что не смогу присутствовать на похоронах собственного отца. Теперь я понял, чем переполняется чаша гнева и мести: не желчью и кровью, а чистыми мужскими слезами. Мужская слеза – вот что превращает месть в святое чувство.
Две вещи потрясли меня:
1. Спецназ КГБ Южной Осетии, окруживший цхинвальское кладбище «Згъудер», люди, снимавшие на видеокамеры весь процесс похорон моего отца. Кто отдавал такой приказ и зачем, я, конечно же, узнаю.
2. Мои родственники. Уважение и почет, с которым они совершили весь похороный обряд, буквально изменили все мое мировоззрение: я понял, почему месть называется кровной, и насколько близок человек, в котором течет хотя бы одна капля твоей крови.
А душа отца переселилась в меня, наверное, для того, чтобы чувство благодарности перед Фамилией и долга перед врагами не покидали меня никогда.
Я познал смысл парадокса человеческой психики и значение слова «рок». Я считал себя правым, когда 22 ноября 1989 года, не задумываясь, расстался с авторитетом народного лидера и ценой собственной жизни попытался предотвратить надвигавшийся грузино-осетинский конфликт. Проработав в МВД Грузии долгие годы, познав все тайны и нюансы агентурно-оперативной деятельности, пересмотрев личные агентурные дела тех цхинвальцев, которые до сих пор считаются в народе большими патриотами, убедившись в том, какую низкую и подлую двойную игру вели и продолжают, кстати, вести так называемые цхинвальские деловые круги, я понял, что тогда имел один шанс из тысячи. Нет! Не я использовал этот шанс, и дело даже не в везении.
Просто тот грузинский генерал КГБ, который держал верхний край волоска моей жизни, сработал по принципу «умалишенных не убивают». Генерал наверняка недоумевал: почему человек, которого несколько дней назад восторженная толпа осетин носила на руках в прямом смысле этого слова, вдруг соглашается ехать в Тбилиси, выступает по грузинскому телевидению с призывом к миру и идет на все уступки за несколько часов до начала грузино-осетинской войны. Этим фактически перечеркивая все свое политическое будущее и собственную жизнь.
Умудренный опытом генерал КГБ знал, что патриотизм и политический идиотизм - родственные состояния души. Он знал, что я наивен и глуп. Он знал, что я уже низвергнут с политического Олимпа Осетии и навряд ли имею шансы на простое физическое выживание после выступления по телевидению и возвращения в Цхинвал. Он был прав во всем, кроме одного - он не был прав чисто по-человечески. Хотя в политических игрищах это не имеет никакого значения.
Я был уверен, что поступаю правильно, а получилось, что всю оставшуюся жизнь проживу с чувством вины перед своей семьей и нежеланием что-то объяснять народу, который я так фанатично люблю.

P. S.

Волею рока ни в счастье, ни в горе, Родина, рядом я не был с тобой.
Реком Великий, прости - я в неволе
Жестоко наказан злодейкой судьбой.

Чужбина страшна, неродные здесь лица.
Согреет ли грудь поминальный огонь?
«По дому тоска – вот она, кровопийца!» -
На ухо прошепчет мне жертвенный конь.

Май 2004 г.

 Отправлено: 11.01.10 14:25. Заголовок: Умудренный опытом г..

цитата:

Умудренный опытом генерал КГБ знал, что патриотизм и политический идиотизм - родственные состояния души

умно, зло, искренно пишет В. Газзаев. Таня, спасибо, что поместила сюда, дала возможность познакомиться с автором. но хотелось бы больше узнать и о нем, и о его книге. ты можешь рассказать о В.Газзаеве - как я поняла, вы вместе учились? какой он? кто он? книга автобиографична? где он сейчас?


Нас мало,
И нас все меньше.
Но самое страшное, что мы врозь...

 Отправлено: 11.01.10 14:29. Заголовок: luorlenko пишет: гд..

luorlenko пишет:

цитата:

где он сейчас?

я надеюсь он нам сам о себе расскажет. Он у нас бывает на форуме...

 Отправлено: 11.01.10 14:59. Заголовок: я искала информаци..

я искала информацию о нём в инете - ничего не нашла, к сожалению(( Валерий Газзаев - его настоящее имя?

 Отправлено: 11.01.10 15:02. Заголовок: да, конечно! Он у на..

да, конечно! Он у нас тоже под ником Газзаев.

 Отправлено: 12.01.10 17:36. Заголовок: Да, я Валерий Газза..

Да, я Валерий Газзаев. мой адрес barsagov@yandex.ru . Пришлите свой адрес и я отвечу на любой ваш вопрос.

 Отправлено: 14.01.10 19:07. Заголовок: :sm52: Валерий, ч..

Валерий, что сегодня происходит в Южной Осетии? какая там сегодня ситуация? изменилось что-нибудь к лучшему? хотя бы в одной сфере?